Андрей Эшпай, Чулпан Хаматова и Игорь Гордин: как сделать из театра кино и нужно ли это На пресс-конференции, посвященной фильму "Событие" (конкурсная программа "Перспективы"), говорили о нехороших зонах внутри человека и вспоминали классиков - Бергмана и Антониони. Как Ваши фильмы влияют на общество, и почему вы вообще делаете фильмы? Эшпай: когда делаешь фильм, то в основном делаешь его для себя. Если твое ощущение совпадает с ощущением большинства, то происходит воспламенение. Фильм «Событие» очень социологизирован, я попытался сначала понять, что происходит в душе человека, разобрать сложнейшие построения и мотивировки поведения. Это попытка движения к самому дну, внутрь. Пьеса дает возможность раскрыть нехорошие зоны внутри нас. Я думаю, именно там зреют какие-то процессы, которые потом приходят в социальную среду. Такой путь движения от человека к социальным проблемам мне наиболее близок, потому что если двигаться наоборот, то очень многое сужается. Мне кажется, все известные режиссеры, например, любимые мной Ингмар Бергман и Микеланджело Антониони, все-таки сначала говорили о человеке и только потом обращались к обществу. То есть они шли не от внешнего, а от внутреннего. Вы специально создали такие шикарные женские образы и такие незначительные мужские? Эшпай: «Незначительные» может быть только по характеру. Поступки, которые совершают мужчины – это, конечно, не мужские поступки. Все они - смятенные души, одну из которых ожесточенно и яростно играет Игорь Гордин. Люба, как и другие женщины в фильме, – жертва ситуации, жертва своей судьбы, которая ее убивает и разрушает. У Набокова, конечно, немного по-другому: мы сместили центр в сторону женских персонажей, в сторону Любы. Поэтому все происходит в надломленном сознании женщины, потерявшей ребенка и медленно опускающейся. Мы попытались сделать не просто женщину, а какое то существо, которое потеряло все точки опоры на земле. Набоков - коварный автор для интерпретаций. Как это коварство повлияло на процесс и результат вашей работы? Эшпай: мы полностью сохранили язык Набокова, кстати, практически непереводимый. Пьеса многожанровая – здесь и драма и сатира, и в чем-то даже комедия. Пространство и время мы попытались передать с помощью мастерской, в которой разворачивается действие. Основной вопрос, который мне задавали все актеры: где мы находимся? По этому поводу у нас постоянно были дискуссии. Хаматова: с этой пьесой у меня очень давние отношения. Еще когда я была студенткой 1-2 курса, актер, режиссер и преподаватель Николай Волков ставил ее как дипломный проект в Щукинском училище. Потом пытался поставить ее в театре Маяковского, а потом в театре на Таганке. Все это время я приходила на репетиции, и была ошарашена, когда Андрей Андреевич предложил мне роль в кино. Основываясь на том, что я видела у Волкова, я начала открывать для себя новые бездны своей героини Любы – это интересный, неоднозначный персонаж. Сама пьеса нарушает главный закон, по которому существуют все спектакли: сначала событие, потом оценка события, потом принятие решения и изменение своего поведения. Все пьесы на этом строятся, а здесь не происходит главного: есть ожидание события, но событие так и не происходит. Но в ожидании этого события уже кроется огромное пространство для изменения поведения персонажей. Это очень интересная находка Набокова. К тому же работать с Игорем Гординым для меня - огромное счастье, потому что Игорь - замечательный театральный актер, а фильм, думаю, не сложно заметить, существует все же на театральном, а не кино- принципе существования. Гордин: Для меня это первая и единственная роль в большом кино. Я - человек чуждый кино, абсолютно театральный актер, поэтому мне было достаточно легко жить в этом фильме, построенном на театральном способе существования. К тому же большой плюс, что это пьеса, а не проза Набокова и все реплики уже расписаны. Что для вас эта картина: импровизация или интерпретация? Эшпай: Можно сказать, что это социальное послание. В фильме есть момент, когда в круглом объективе-окне вдали видно факельное шествие – это фашизм - намек на то, как человек не видит, что в нем зреет. В первую очередь, фильм пытается помочь дойти до самого конца и понять, что ты делаешь на самом деле. Ведь человек этого не понимает и в конечном итоге это может привести к фашизму, ведь это не внешнее обстоятельство, а внутреннее: все зреет внутри человека. Театральность фильма – явление сознательное или случайное? Эшпай: Я все же думаю, что это не снятый спектакль. У нас совершенно другой принцип работы: в театре надо закреплять позиции, которые будут повторяться и каждый вечер во время спектакля должны оживать, а принцип кино - надо сохранить все живые реакции. Поэтому в «Событии» внешняя форма кажется театральной, но внутри - это кино. Некоторые кинокритики уже успели сравнить «Событие» с «Ревизором». «Ревизор» – живучий, а будет ли ваш фильм жить? Эшпай : Недавно мой ученик спросил меня: Андрей Андреевич, зная прокатную судьбу фильма «Любовь-морковь», объясните мне ход мыслей человека, который идет смотреть это кино? Я не могу объяснить, произошла десистематизация зрительских симпатий. Конечно, коммерческое кино должно быть, но все-таки нужно возрождать диалог между режиссером и зрителем. Ирина ГОЛОСОВА